Еще ночью, когда заступил на часы, думалось о событиях последних дней. О Тейвиле и Мороке. Вождь орков и его воины погибли почем зря. Они пошли в Запустение ради оружия, которое устами Фосса пообещал кардинал Антуан, но ничего клан Морока не получит. Орки прикрывали мою спину, а я молчал о смерти кардинала и о том, что их сделки больше нет.

Распирала злость на самого себя — ни к чему эти угрызения совести. Я ничем не обязан оркам, а они мне. Но знай они правду, в проклятые леса не отправились бы. Проклятый пепел!

А еще Тейвил! Не по-людски поступили вчера, бросив его вместе со связанным имперцем. Однако лейтенант хотя бы не обманывался в своем решении идти в Запустение. Только тяжко на душе. О чем он попросил? Найти Льюиса Альбана и поведать обо всем.

Я выругался про себя: лейтенант хотел слишком многого. Я вор, и предстать пред светлые очи агентов палаты Тайных дел арнийского короля — все одно что попроситься на дыбу. Что бы там ни пел Ричард, когда уверял в безопасности для меня данной затеи.

Но и оставлять его было нельзя. Почему не заставил церковника забрать Ричарда с нами? Я угрюмо посмотрел на Томаса Велдона. Чего он испугался, когда за пазухой золотое Распятие с частицей креста, на котором эльфы казнили Бога Сына?

Церковник поймал мой хмурый взгляд.

— Пойдем, Гард, — вдруг сказал он, — разговор есть.

Гном и эльф многозначительно переглянулись и заговорили на языке жестов. Эльф кивнул в сторону церковника и осклабился своей неприятной улыбкой. Рой курил; по виду ему нет никакого дела до мира вокруг.

Монах выкарабкался наверх. Отложив мясо и вино, я последовал за ним. Отошли от края оврага на десяток шагов. Томас Велдон несколько раз оглянулся, словно опасался, что кто-нибудь увяжется за нами.

Когда остановились, я сложил руки на груди и уставился на церковника. Что ему еще надо? Я ждал разговора, однако Велдон не спешил начинать, и, кажется, он был очень напряжен. Монах пробежался взглядом по верхушкам деревьев, поежился и спрятал лысеющую макушку под капюшоном рясы. На глаза Томаса Велдона легла тень.

— Твоя клятва снова в силе.

— Какая именно? — спросил я. Впрочем, ясно, к чему клонит отец Томас.

— Ты должен доставить частицу святого Креста в Ревентоль.

— Я не забыл, святой отец. — И я направился к оврагу. Напоминание о клятве не стоило недопитой кружки горячего вина.

— Ты ведь сиятельных ищешь!

Я замер. Что он сказал?..

— Вижу, что их! — Передо мной появилось лицо Велдона, в голосе монаха звучало неприкрытое волнение. — Вверх по течению Тарты находится их замок, а мы туда и направляемся. Не вздумай отрицать!

— Отец Томас… — Я замялся. Не потому, что не мог найти правильный ответ или был поражен словами инквизитора, хотя, не скрою, не без того. Однако на полуслове оборвало другое.

Алиса Кайлер! Она здесь! И меня тянет к ней! Я с трудом противился желанию немедленно двинуть в лес! Что за черт! Подобного раньше не было. Даже обернулся, ища племянницу кардинала, но здесь только я и инквизитор.

— Молчишь! — продолжал наседать Велдон.

Его глаза загорелись огнем и вдруг потухли.

— Мне известно о сиятельных не понаслышке. Они обратили меня… — последние три слова инквизитор-монах сказал едва слышно и отвел взор.

— Что? Ты избранный?

Потрясенный признанием Томаса Велдона, я забыл, что предо мной святой отец, и впервые обратился к нему не как к священнику, а словно к ровне мне, преступнику и вору.

— Был избранным. — Монах откинул капюшон, я увидел в его глазах страх. — Ты не представляешь, что это такое, Гард. Но я нашел спасение от Дьявола в молитвах и вере.

— Когда? Как это случилось?

— Давно, больше двадцати лет назад. Сам я с юга Арнии, но мне посчастливилось стать учеником семинарии Святого Иоанна Лекаря.

— Тима…

— Да, в священном городе. Всю свою сознательную жизнь я готовил себя к стезе врачевателя. Дар исцелять обнаружился у меня на двенадцатом году, когда в нашей деревне однажды остановились два монаха-иоаннита: отец Бернардин и отец Викентий; они-то и обнаружили мои способности.

Взгляд монаха устремился в прошлое.

— Сначала я испугался, ведь всякое колдовство — от Нечистого! Но братья Бернардин и Викентий успокоили меня. Светлая сила исцеления исходит от Двуединого Бога, и дарована она лишь тем, кто верует в Бога Отца и Бога Сына. Без молитв и веры божья милость превращается в проклятие Дьявола, и тогда сила исходит от Лукавого и делает людям зло.

Значит, я проклят. Воровская магия точно не молитвами дается. Но отчего так хочется идти в лес — туда, где Алиса? Я точно знал, как найти тень.

— Они рассказали про меня нашему старому приходскому священнику, — говорил Томас Велдон. — Отец Гейб отнял меня у дядьки, и с тех пор я жил в его доме. Брат моей покойной матери только обрадовался, одним ртом-то меньше; я же с того времени не мыслил себя без Матери Церкви. Отец Гейб для меня настоящий родитель, отца по крови я не знал.

Монах осенил себя знамением.

— Я ежевечерне молюсь за упокоение его доброй души. Он учил меня Священному Писанию, кормил, поил и одевал как четверых собственных детей. Именно благодаря ему после семнадцатилетия меня допустили до нашего немощного епископа. До сих пор не знаю, чего это стоило отцу Гейбу. Девяностодвухлетний епископ Тилберт почти не вникал в хлопоты земные, но меня принял. Благословил и направил в Тиму.

— Что потом?

— Меня взяли в семинарию, и больше с отцом Гейбом мы не свиделись — вскоре он умер. — Велдон снова перекрестился. — Учиться мне нравилось, я был лучшим на курсе. Спустя шесть лет мы, студиозусы, сдали последний экзамен, и через несколько дней нас ждала новая жизнь. Меня определили на служение в госпитале для бедняков города Альбендо, и я был твердо настроен на постриг в монахи-иоанниты по прошествии семи лет. В последний день в семинарии ко мне явился сам декан факультета, мэтр Римберт, он повел в покои ректора. Там все и случилось.

Совсем недавно я бы решил, что церковник рехнулся, но уже слышал такую историю. Черная магия превратила Алису Кайлер в избранную, кинжал сиятельных, их убийцу. В тень! Она зовет к себе!

— Ты избранный, — повторил я. Захотелось отступить от церковника на шаг или два, и я не смог противиться сему позыву.

— Все они, — зашептал Велдон, — все тринадцать были мэтрами нашей семинарии. Ректор, декан и лучшие преподаватели. Только подумай, Гард, все они являлись сиятельными!

— Как это происходило?

— Не скажу, — устало, словно бы после тяжелого труда, произнес монах, — о том вечере и последующей ночи мне неведомо. В памяти мгла, провал. Только лишь помню круг из тринадцати облаченных в черное фигур и знакомые, почти родные лица, которые вдруг оказались масками слуг Дьявола, а дальше чернота… Я знал свое новое имя и то, что не смогу не подчиниться любому, кто его назовет.